Баба Лена, как окаменела, невозмутимо сидела у окна уже несколько часов. «Как они здесь, в этом городе живут весь век? Что здесь хорошего? Сидишь, как в клетке. Как же я по землице соскучилась…»
Вытерла краем фартука скупую слезу. Уже почти полгода живет она у детей. С тех пор, как деда похоронила. Они жизнь прожили душа в душу во всем и всегда. Сына вырастили. В юности очень любили, и дня не могли прожить друг без друга, а на старость еще больше привязались. Пойдет, бывало, Дмитрий к соседу за какой-нибудь безделушкой по хозяйству, а за ним и баба следом.
А как баба задержится возле магазина, то дед уже у ворот выглядывает, будто год ее не было. Улыбнулась. Хорошо жили. Но кому-то первому все равно надо покидать этот мир. Дмитрий ушел тихо, во сне. По осени. Дождь лил, словно из ведра. Холодно и темно было и на душе.
Даже представить не могла Елена, как теперь будет жить одна. Сын сразу сказал, чтобы ехала к ним. Согласилась, потому что зима длинная, дом натопить надо, воду носить далеко, а она приболела. Да и по соседству почти никого не осталось. Дом их на выгоне от села далековато. Это вдвоем им было здесь хорошо…а одной… где ей справиться?
Отбыли девять дней по Дмитрию, забрала кое-какие пожитки и уехала к сыну. Он у нее единственный ребенок. Виталий добрый, трудолюбивый, заботливый. И невестка хорошая, и внучата славные. И относятся к ней очень хорошо. Но чувствует себя баба Лена лишней, чужой в этом доме. У них свой уклад, а она старая уже слишком, чтобы подстраиваться.
Не привыкла сидеть, сложа руки. А тут ей и делать нечего – посуду машина моет, белье машина стирает, кушать есть всего вволю, да и не умеет уже она приготовить чего-то такого настоящего, которое они едят. Единственным утешением стало это большое окно на кухне. Будто телевизор – целый день можно смотреть, не надоест.
Невестка уже и переживать начала. Слышала как-то, как говорила сыну: «Что это с мамой? Поговори, расспроси, не болит ли что. Сидит у окна, как неродная. Может ее к врачу свозить.» И внуки говорят, чтобы выходила на улицу, прогулялась. Разве только с ними, а сама ни-ни. Боится очень в лифте застрять, или заблудиться где, потеряться.
Еще хлопот доставит, им и своих хватает. Да и куда она пойдет? Никого не знает, да и во дворе людей ее возраста не увидишь. Дом новый, одни лишь молодые живут. Так и сидит у своего воображаемого телевизора. Еще как-то зиму пережила. А как блеснуло первое солнышко, как запахло в воздухе молодыми зелеными листьями, то баба Лена и совсем скисла. Это бы уже она и лучок посадила, редисочек и огурчиков насеяла. Рвется душа, просится домой.
— Сынок, отвези меня, домой, в Соловьевку – — робко как-то сказала за ужином.
– Чего вы, мама? Разве вам здесь не хорошо? Может обидел кто? – разволновался Виталий.
– Ну что вы там будете делать? — невестка защебетала. — Там дом уже обвалился, крысы, растащили все. Сидите себе в тепле и добре, куда вам ехать?
Заплакала, как ребенок.
– Пусть так, а я домой хочу. Хочу умереть в родном доме.
– Ой, мама, не плачьте, – прижал к себе сын. – Поедем на выходные. Могилку отцову навестим, походите по двору, подышите, птичек послушаете.
– Спасибо, сын. И тебе спасибо, Галина. Очень мне у вас хорошо, не думайте ничего.
– И мы понимаем. Поедете с Виталием, потому что я работаю в эту субботу, – по голосу невестки слышно было, что обиделась.
– Вот и хорошо, вот и хорошо.
До конца недели Елена жила одной мыслью, что вот-вот увидит родное село. Сердце едва не выскочило и не побежало впереди машины, только замаячила на горизонте Соловьевка.
— Как же здесь зелено и торжественно, а цвету, цвету, ты глянь! Распустилось все, развилось, будто меня встречает, – растроганно оглядывалась вокруг. – Боже ты мой, никогда не думала, что так можно соскучиться по этому всему! Даже дышать мне здесь легче, веришь?
Сын только молча кивнул, улыбаясь. Он хорошо понимал, как трудно матери без отца, а в городе жить – то для нее застенок, ибо все тропы в этом селе обходила босиком, здесь ее сердце навеки. Дом, который столько лет служил своим хозяевам, пустыми черными окнами с укором смотрел на них. Мать, лишь вышла из машины, сразу разулась и медленно пошла по зеленому ковру во двор. Стала на колени, перекрестилась, поцеловала порог, приклонилась к косяку и горько зарыдала.
— Никуда я отсюда больше не уеду, прости меня, сынок. Но даже не проси – я останусь.
Что мог сказать в ответ после увиденного? У самого на глазах блестели слезы. Он никогда не испытывал такого до этого. Еще в шестнадцать уехал из дома на учебу в город, да и остался там насовсем. А дом этот старенький, это мамина родина, она здесь родилась и выросла, а потом уже и с отцом поселились, весь век здесь прошел. Виталий все понимал, хорошо знал мамин характер, что убеждать ее было бесполезно.
– Что ж, как решили – оставайтесь. Теперь за работу, мамочка. Времени у меня не так много, попробуем то, что сейчас можно привести в порядок.
– Спасибо, сын.
Как не странно, но в доме все было на месте, чисто так, будто они только вчера уехали. Мама принялась вытряхивать все и обметать паутину, а Виталий, подлатав снаружи стену, полез на крышу, чтобы осмотреть и залатать, где протекает. Впоследствии затеяли большую стирку. Двор ожил радужными переливами вышитых полотенец, ковриков, занавесок…На ужин мать наварила вареников с творогом. Сели во дворе под благоухающей старой вишней и за тихим разговором в воспоминаниях провели вечер.
На следующее утро к отцу на кладбище пошли, убрали. Земельки подсыпали, цветами обсадили, что из города привезли.
– Вот я и дома, Димочке. Вот я и дома…
Виталий оставил мать наедине. Пусть наговорятся. Волновался, как оставить маму одну в селе, но и искренне радовался тому, как она ожила и сама расцвела, как и вишня старая возле дома. Напрямик отправился к ближайшему соседскому двору, в котором были видны признаки жизни. Какие-то чужие люди поселились, купили дом, хозяйство развели.
Разговорился с ними, и договорился, чтобы за мамой присмотрели, а в случае чего – звонили. Распрощался с гостеприимными соседями, дождался матери с кладбища и собрался ехать. Мать проводила до ворот, поцеловала, благословила и еще долго стояла на холме улыбчивая и красивая.
Через несколько дней сосед позвонил, что матери не стало. Она, как и отец, уснула и отошла в вечность тихо во сне.
Возвращались в город после похорон молчаливые. Виталий, словно намеренно вел машину медленно-медленно и все всматривался в зеркало, будто хотел там увидеть мамин белый платок и тоненькую, словно стебелек, фигуру на холме возле родного дома.
